Накануне 55-летнего юбилея известный петербургский конферансье Николай Поздеев встретился с журналистом «Петербургского дневника» и рассказал об особенностях своей редкой профессии, «искренности актерской неискренности» и умении быть самим собой.

"Петербургский дневник": Режиссер драмы, артист речевого жанра, конферансье, преподаватель – все это про вас. А какая ипостась вам ближе?

Николай Поздеев: Актерская профессия хороша своим разнообразием, поэтому окончательный выбор тут невозможен. Да, в моей жизни есть театр, эстрада, есть юбилеи людей с заводов, из газет, с пароходов, помпезные официальные мероприятия, есть театральная педагогика, телевидение, кино. А поскольку отдых – это перемена вида деятельности, то я, получается, все время отдыхаю. Концерт, приуроченный к моему юбилею, я так и назвал: «Конферансье отдыхает». Немного двусмысленно, но суть отражает.

"Петербургский дневник": Искусство конферанса мне кажется одним из самых сложных жанров. Есть ли сегодня образцы для подражания, люди, преуспевшие как конферансье?

Николай Поздеев: Живых легенд почти нет. Вообще жанр конферанса довольно молодой. Он появился ровно 100 лет назад, в 1912 г., когда актер МХТ из труппы Станиславского Никита Балиев создал знаменитое кабаре «Летучая мышь», про­образ эстрадного театра. Артисты выходили на сцену, делали какие-то номера, читали, пели, а Балиев первым стал общаться с публикой непосредственно как конферансье. Его считают (и совершенно справедливо) родоначальником жанра. 

Сто лет – небольшой отрезок времени, но, конечно, жанр менялся, так же как и вся страна. Я был лично знаком с замечательными конферансье. Аркадий Райкин начинал в этом жанре. Можно вспомнить таких талантливых артистов, как Николай Смирнов-Сокольский, Борис Брунов и настоящий мастер конферанса Григорий Баскин. 

В мастерской эстрадного искусства в «Ленконцерте», где я работал, в начале 1980-х было огромное количество конферансье, может быть, не очень известных, но профессиональных. Сегодня все меняется, эстраду потихоньку вытесняет шоу-бизнес. Я, правда, не думаю, что эстрада в ленинградском смысле этого слова умрет. Сколько разговоров ходило на эту тему, когда появился кинематограф! Говорили, что он задавит театр, что театра не будет. Ничего подобного: годы идут, а кино и театр как-то вместе сосуществуют. 

"Петербургский дневник": В этом году у вас двойной юбилей – 55-летие и 30-летие работы в Государственном университете культуры и искусств. Какой курс вы читаете студентам и пробуют ли они себя в качестве конферансье?

Николай Поздеев: Мы набираем творческий курс и ведем его как команда педагогов с первого до последнего года. Я руководитель курса будущих актеров драматического театра и кино. Искусству конферанса я их не обучаю, а преподаю чистую драму. 

К сожалению, есть два эстрадных жанра, которым нигде не учат. Это конферанс и мастер­ство фокусника. Чтобы стать фокусником, надо помешаться на престидижитации, искать литературу, общаться с профессионалами и постоянно самосовершенствоваться. Конферансье тоже нигде не учат – ты сам должен прийти к этой профессии и помнить, что она предполагает довольно большой образовательный базис. Если человек великолепно образован, он может говорить на любые темы, его всегда приятно слушать. 

Георгий Товстоногов говорил, что режиссер по возможности должен быть энциклопедически образованным человеком. Жанра конферанса это тоже касается. Никогда не знаешь, с кем тебе придется иметь дело – сегодня ты ведешь праздник у доярок, завтра выступаешь на открытии завода в Сибири. 

Был такой случай: мы с Валентиной Матвиенко встречались в течение одного дня 4 раза. Я выступал в качестве ведущего на мероприятиях, она сидела в зале как официальное лицо. В итоге она подошла ко мне и сказала: «Поздеев, я поняла, в чем главная опасность твоей профессии. Не перепутай папки!».

"Петербургский дневник": С чего началась ваша любовь к жанру конферанса?

Николай Поздеев: Понятия не имею. Случилось все само собой. Я закончил кафедру, на которой сегодня преподаю, после этого работал актером в драматическом театре в Пермской области, потом вернулся в Петербург. Одна из моих педагогов Роза Сирота и ведущий артист труппы Алексан­д­ринского театра Николай Мартон позвали меня в Александринский. Я в нем проработал только 10 дней и сразу понял, что в перечне народных артистов в этом театре я буду выходить до пенсии шестым стражником с девятым канделябром. Я оттуда быстро ушел и совершенно случайно попал в «Ленконцерт», а с 1988 г. стал работать в Театре эстрады имени Райкина. Сначала я был просто эстрадным актером разговорного жанра, потом потихоньку начал вести собственные программы. Шел, куда позовут. Я же артист-позвоночник, то есть артист, который работает по звонкам. 

Я очень долго не называл себя конферансье, поскольку к этому жанру относился с достаточным пиететом. Я знал многих хороших конферансье и артистов, которым я и в подметки не годился в те времена. И поэтому, когда меня называли конферансье, я немного ежился, мне было неловко. Но время шло, и теперь я не возражаю, даже горжусь этим. 

"Петербургский дневник": Вы сказали, что «почти нет» живых конферансье, на которых стоит равняться. Значит, все-таки есть?

Николай Поздеев: Я часто работаю в паре с заслуженной артисткой России Ириной Смолиной. Она профессиональный человек и имеет отношение к жанру конферанса. Очень много концертных мероприятий проводит Сергей Прохоров, некогда ведущий «Блеф-клуба». Но все равно настоящих конферансье немного – это, если хотите, «штучный товар». 

Сегодня кругом одни ведущие. В отличие от них конферанс – актерский жанр. Возникает дыра в концерте – режиссер может прийти и сказать: «Иди и делай что-нибудь». И ты пойдешь и будешь делать. 

Конферансье должен уметь бить чечетку, заниматься музыкальной эксцентрикой, играть на музыкальных инструментах, пародировать, читать фельетоны и т.д. А ведущий – он же просто «объявляла». И если дыра в концерте, не вышел вовремя артист или свет погас, то ведущий беспомощен, он ничего не может сделать. 

На сборных концертах, где присутствуют разные жанры, выступают звездные актеры и певцы, не обойтись без конферансье. К примеру, в моем юбилейном вечере в Театре эстрады участвуют Василий Герелло, Елена Ваенга, Юрий Стоянов, Людмила Сенчина, «Терем-квартет», Игорь Корнелюк. Все они мастера, дают сольные концерты, попасть на которые довольно сложно. Помню, у нас с Григорием Баскиным была такая хохма: «Чем отличается хороший конферансье от плохого? Ответ очень прост – хороший конферансье объявляет хороших артистов». И это правда. 

"Петербургский дневник": Как вы понимаете, что аудитории нравится то, что вы делаете?

Николай Поздеев: Я никогда об этом не задумываюсь, никогда не оцениваю качество своей работы. Говорят «хорошо» – значит хорошо. Я уже много лет работаю, могу справиться с залом, ведь мастерство предполагает и ремесло. 

У меня есть своя актерская примета. Люблю перед самым третьим звонком выйти на сцену и за закрытым занавесом послушать зал. Если зал легкий, раскованный, люди разговаривают, публика роняет номерки, шелестит фольгой от шоколадок, то я понимаю, что концерт будет замечательным. Они знают, куда пришли, и готовы получить удовольствие. А если за 2-3 минуты до третьего звонка зал напряжен, ничего не слышно, то я понимаю, что мне придется потратить 80% своей энергии в первые минуты концерта, чтобы заставить публику слушать. 

"Петербургский дневник": Многие известные комические актеры в жизни были угрюмыми и нелюдимыми. К вам это тоже относится?

Николай Поздеев: Да, и ко мне тоже. Как говорил Шаляпин, артиста в толпе можно легко узнать по собольей шубе нараспашку, по трехметровому красному шарфу, который тянется за ним. Но самое главное, вы легко узнаете артиста по искренности его неискренности. Любой человек в своей жизни играет множество ролей, а тем более актер, который играет везде и постоянно, кроме тех редких случаев, когда он один. Меня как-то спросили: «Поздеев, ты бываешь когда-нибудь самим собой?». Конечно, бываю… когда сплю. Но я никогда этого не видел, поэтому не знаю, какой я настоящий.

"Петербургский дневник": В вашей жизни наверняка было много розыгрышей. Вспомните один из них.

Николай Поздеев: Мы большие приятели с актером Виктором Сухоруковым. Как-то раз, когда он получил квартиру в Москве, он устроил новоселье для узкого круга друзей. В гостях у Виктора из актеров были я и его друг Олег Меньшиков. Долго думали, что подарить Вите. В конце концов решили – пулемет «Максим». Всеми правдами и неправдами в каком-то музее мы этот пулемет (разумеется, не боевой, с просверленным стволом) нашли и купили. 

Привезли оружие Вите, а он и говорит (пародирует голос Сухорукова): «Ой, дураки, что это притащили? У меня еще дизайнера не было. Что мне теперь – квартиру в стиле милитари делать?». 

В итоге из этого пулемета он потом соорудил кашпо, поставил туда фикус, а через несколько лет подарил его какому-то музею. 

Итак, после подарка прошла неделя. Я звоню Вите из Петербурга на его домашний телефон. И говорю (измененным голосом): «Виктор Иванович, вас беспокоят из управления Федеральной службы безопасности. Соседи рассказали, что у вас в квартире находится незарегистрированное огнестрельное оружие, а именно – пулемет «Максим». Сухоруков тут же восклицает: «Врут!». Я его долго обманывал, но признался все же, что это я. Он потом очень ругался. 

"Петербургский дневник": Напоследок расскажите один из ваших любимых анекдотов для наших читателей.

Николай Поздеев: 1918 г. Кабинет Ленина в Кремле. Сидит Ильич под лампой с зеленым абажуром и кропает «Две тактики социал-демократии…» глухой ночью. В соседних покоях почивает супруга вождя Надежда Константиновна. 

Владимир Ильич дописал работу, бросил перо, с хрустом потянулся, погасил лампу, пришел в смежную спаленку, присел на простую железную пружинную кровать, заправленную серым шерстяным одеялом. Пружинки хрястнули, Крупская проснулась, села на койке, говорит: «Что, Ильич, не спится?». «Да, дорогая, все думаю, сколько в моей жизни было. И царизм проклятый, и самодержавие гнилое, и в тюрьмах меня гноили, и в ссылках конопатили, и всегда и везде рядом со мной была ты». – «Да, Ильич, да». – «Вот я и думаю, может, ты мне несчастья приносишь?!»