В чем нуждается мозг для эффективной работы и что общего у детей и ученых, рассказал лауреат премии правительства Санкт-Петербурга Александр Беляков.

"Петербургский дневник": Недавно в Смольном вам вручили правительственную премию за цикл работ «Подбор подходов и изучение механизмов формирования гипоксической устойчивости мозга и научно-технические разработки методов исследования переживающих препаратов мозга». Расскажите о вашей работе.

Александр Беляков: Нашему мозгу для жизни и работы кроме шоколада и орехов, о чем мы уже знаем из телевизионной рекламы, нужен еще и кислород. Даже непродолжительная кислородная недостаточность (гипо­ксия) – при инсульте, операционных осложнениях, в группах профессионального риска – может приводить к повреждению мозга. Между тем инсульт стоит на втором месте среди причин смертности населения и вырывается на первое место среди заболеваний, ведущих к инвалидности.

"Петербургский дневник": И как с этим бороться?

Александр Беляков: Организм имеет огромные адаптационные резервы и, будучи правильным образом тренированным, способен активировать заложенные в нем защитные механизмы, минимизировать последствия травмы.

В нашей лаборатории разрабатываются режимы такой «правильной тренировки», а также постгипоксической терапии. А именно – умеренная повторяющаяся гипобаротерапия (модель высокогорных прогулок). Для этого исследуются молекулярно-клеточные механизмы формирования гипоксической устойчивости мозга. Работа ведется с привлечением множества поведенческих, молекулярных, биохимических, генетических методов. В том числе оптимизируются или разрабатываются новые методологические подходы.

"Петербургский дневник": Почему вы решили стать ученым?

Александр Беляков: В науку я пришел, руководствуясь принципом «Делать не как все». И, конечно, манила романтика научных открытий и разгадывания тайн природы. Однако в реальности корабль романтики лавирует между Сциллой нехватки денег и Харибдой бумажной рутины. Но, несмотря на это, я надеюсь, что в моем роду еще будут ученые: для этого я формирую у своих сыновей научное мышление с самого детства.

"Петербургский дневник": Многих ученых считают сума­сшедшими. Не боитесь стать сума­сшедшим ученым?

Александр Беляков: Мне не очень нравится слово «сумасшедший»: что-то в этом есть нездоровое (смеется). Вероятно, вы имеете в виду крайнюю форму целеустремленности, «сверхдоминанту»: когда невозможно думать ни о чем, кроме нерешенной загадки. Когда загадка разрешается, «болезнь» приобретает форму зависимости и приносит удовольствие. А вообще ученый по определению должен сохранять здравость рассудка и критичность мышления. А абсурдное понятие «сумасшедшего ученого» возникает из-за несоответствия ложным идеалам общества потребления.

"Петербургский дневник": Чем вам интересно заниматься кроме науки?

Александр Беляков: У меня много интересов: это мешает мне быть в полной мере «сумасшедшим». Творчество, путешествия, развитие детей. Занимаясь с детьми, открываешь для себя много нового или давно забытого. И вообще между ребенком и ученым много общего: оба хотят получать ответы на вопросы. Моим сыновьям нравится ставить эксперименты по физике и химии, а еще – вырабатывать условные рефлексы у родителей. 

"Петербургский дневник": Если помечтать, то что еще хотелось бы изобрести полезного?

Александр Беляков: С каждым годом представление о молекулярно-клеточной регуляции мозга и организма в целом усложняется. Пока это путь редукционизма: путь методологически эффективный, но опасный. Нельзя забывать о целостности природы и в бульоне из молекул и атомов терять живого человека. А если помечтать? Хотелось бы лучше знать возможности человеческого мозга: резервы адаптации, способности к обучению, запоминанию информации и пр.

"Петербургский дневник": Приходят ли вам идеи во сне?

Александр Беляков: Бензольных колец и периодических таблиц я во сне пока не видел, но сформулировать для себя самого насущный вопрос перед сном и подумать на эту тему после пробуждения бывает очень полезным.