Сегодня на Большой сцене ТЮЗа им. А.А. Брянцева отметит юбилей народная артистка России и настоящая театральная легенда Ирина Соколова. Выдающаяся актриса школы Зиновия Корогодского, блиставшая в культовых спектаклях 1960‑1970‑х гг. – золотой эпохи ТЮЗа, она и сегодня выходит на эту сцену, превращая каждый спектакль со своим участием в событие. За полвека служения театру ее талант засиял новыми гранями, даря зрителям встречу с высоким искусством.

"Петербургский дневник": Ирина Леонидовна, известно, что вы были «приговорены» к театру с младенчества: пятилетней крохой уже выходили в роли гномика на сцену Мурманского драматического театра. Как ленинградская семья попала на Север?

Ирина Соколова: В 1937 г. моего деда, который служил проректором Ленинградской консерватории и играл в ансамбле балалаечников, за анекдот выслали на Колыму. Бабушка, схватив в охапку двоих детей, отправилась за ним следом. Но потом поняла, что в тех краях им не выжить, оправилась домой, но ни вещей, ни квартиры вернуть не удалось.

Бабушка была великолепной портнихой, хорошо чувствовала разные эпохи и легко могла пошить платье XVIII в. Так что ее с удовольствием взяли в костюмерный цех Мурманского драматического театра. Там же потом 20 лет играла в амплуа инженю-травести моя мама.

А когда я обосновалась в Ленинграде, сюда перебралась вся семья. Актерами были и мой папа, который погиб на войне, и воспитавший меня отчим Геннадий Николаевич Ложкин, ту же профессию выбрала и сестра Алена. А я вот одно время всерьез собиралась поступать в архитектурный.

"Петербургский дневник": Вы сыграли в ТЮЗе около сотни ролей – от Комарика и Кошки, которая гуляла сама по себе, до Офелии и Маленького принца. Какие постановки можно считать вехами в вашей актерской судьбе?

Ирина Соколова: Я уже не раз говорила, что все мои роли – как дети. И в первые годы на сцене ТЮЗа каждая постановка становилась событием – и для публики, и для артистов.

С огромным подъемом игрался спектакль «Олеко Дундич» – очень яркий, стремительный, озорной. Публика любила «Волшебное стеклышко» по Чапеку, и дети с ходу принимали условность театральных декораций, объясняя своим бестолковым родите­лям, что металлический каркас с листиками – это же дерево!

Старшее поколение тюзовцев пестовало нас, как своих детей. И было несколько главных спектаклей, через которые проходили как через чистилище все студенческие курсы, – это «Сказки Пушкина» и «Конек-Горбунок». Из ученических упражнений рождались постановки, которые стали потом легендой ТЮЗ­а, – «Наш цирк», «Наш, только наш», «Здравствуйте-здравствуйте» и «Хоровод» по сказкам разных народов. Это был идеальный замысел, когда при театре существует студия, ее ученики смотрят все постановки, общаются с актерами и параллельно с учебой вводятся в спектакли. Я выросла на таких вводах.
Так «в труде и в бою» ковалось наше тюзовское братство, где все были одной крови. По­этому и повзрослев, мы не разучились с трепетом выходить на сцену в более поздних постановках, которые полюбил зритель: «Гамлет», «Весенние перевертыши», «Тимми – ровесник мамонта», «Месс-Менд», «Кошка, которая гуляла сама по себе», «Бемби», «Маленький принц»…

"Петербургский дневник": В чем все‑таки была неповторимость этой театральной эпохи?

Ирина Соколова: ТЮЗ начала 1960‑х стал оазисом, где царил безудержный творческий поиск, подпитанный энергией Зиновия Яковлевича Корогодского. Он был как магнит, который притягивал к себе, манил возможностью полнее раскрыть себя. Учил работать на пределе сил, убеждая нас собственным примером. Особое самочувствие, в котором мы жили, стало питательной средой для дальнейшего становления в профессии. Это был такой сговор единомышленников, дающий силы и творческий задор.

Вот сегодня приходится слышать: мол, не было у Корогодского никакой педагогической сис­темы!

Как не было, если из нее вышли и до сих пор не потеряли творческой формы и ваша покорная слуга, и Игорь Шибанов, и Оля Волкова, и Коля Иванов, и другие долгожители театра. Хотя моим первым мастером был Леонид Федорович Макарьев, сподвижник Брянцева, хранивший традиции ТЮЗа с 1920‑х гг., когда возник наш театр.

У меня есть фотография тех лет, где полуголодные бедно одетые ребята завороженно смотрят на сцену. Но при этом все они – словно на одно лицо.

Страшная революционная ломка, вероятно, не могла не привести к потере индивидуальности. А театр учил детей собственному взгляду на мир, раскрывая им новые горизонты. Эту линию продолжил и усилил Корогодский, предлагая юным зрителям серьезный разговор на равных.

"Петербургский дневник": Продолжая выходить на сцену ТЮЗа в спектаклях, которые стали украшением его афиши – «Старосветские помещики», «Иудушка из Головлева», «Вино из одуванчиков, или Замри», – вы работаете на Экспериментальной сцене в «Балтийском доме», играете на других площадках и в антрепризах. Вас не тяготит такой плотный рабочий график?

Ирина Соколова: Жить стало труднее, но это помогает держать себя в форме. Совсем недурно, например, иногда выходить на знаменитую сцену БДТ в спектаклях «Время женщин» и «Квартет».

А 25 декабря на Экспериментальной сцене я буду играть премьеру моноспектакля «Соколова и роль» по рассказу Владимира Набокова «Истребление тиранов» в постановке Вениамина Фильштинского.

"Петербургский дневник": Вы не раз подчеркивали, что при любых «переменах участи» остаетесь тюзовкой. Вам нравится сегодняшнее лицо театра, который столько лет был вашим домом?

Ирина Соколова: Мне кажется, что ТЮЗ как раз и ищет свое новое лицо, экспериментируя с репертуаром, в котором появилось много постановок молодых режиссеров. Не все мне кажутся безусловным попаданием «в десятку», но быть в поиске – это нормальное состояние молодежного театра.

Мне нравятся тюзовские фестивали, потому что мы должны знать, что творится на мировых театральных площадках, да и у нас в России. Директор ТЮЗа Светлана Васильевна Лаврецова много делает для театра, и я поддерживаю ее идею семейных просмотров: школьные культпоходы часто убивают спектакль.

"Петербургский дневник": При не слишком богатой фильмографии вы, тем не менее, снимались у грандов петербургского кино – Динары Асановой, Алексея Балабанова, Александра Сокурова и Константина Лопушанского. Театральному артисту вообще‑то нужны такие опыты?

Ирина Соколова: Порой говорят, что кино – это некий тренинг для театрального артиста. Я никогда так не думала: кино и театр – совершенно разные вещи.
Я снялась у Сокурова в пяти картинах – и это был никакой не тренинг, а чистое удовольствие вне зависимости от того, большая у меня была роль или маленькая.

Хотите или нет, но для нескольких поколений зрителей вы навсегда остались символом ТЮЗа. Не зря авторы новой постановки «Дети Бемби» позволили себе художественный отсыл к легендарному спектаклю Корогодского: на заднике по ходу действия возникал видео-образ Ирины Соколовой в роли Бемби…
Что вы, «легенда», «символ» – это не про меня! Я вообще‑то с детства очень застенчива, и сейчас, бывает, не к месту стесняюсь и краснею. Для актрисы это, вроде бы, непозволительное качество. Но к счастью, выходя на сцену, я становлюсь другим человеком, и тут мне все нипочем.